Как ни неприятно было обращаться к Кондратенко, но Фок вынужден был переступить через себя и обратиться к нему – самостоятельно вести закупки приборов и заказывать на заводе переделку орудийных лафетов он не мог. Но как выяснилось трудностей в этом не было никаких, командир дивизии даже заподозрил, что начальник сухопутной обороны просто ждал, когда к нему обратятся, так как в дивизию на замену старых орудий тут же стали поступать уже переделанные. Правда нельзя сказать, что их было в достаточном количестве. Роман Исидорович заверил, что по мере модернизации, артиллерийский парк четвертой дивизии будет меняться в первую очередь, но пока придется обходиться тем что есть.
Нашлись и те, кто приступил к обучению офицеров новому методу ведения огня. Ими оказались офицеры с бронепоездов, а также офицеры прикомандированной к его дивизии батареи, которой командовал капитан Гобято. Эти офицеры уже имели опыт ведения подобных боевых действий. Присмотревшись к этому офицеру, а также проанализировав его действия в прошлом бою, Фок назначил его помощником начальника артиллерийской бригады. Все же полученный им опыт трудно было переоценить, конечно если смотреть на это не с той стороны, что он действовал вразрез существующей доктрине. Да и была ли она непреложной, скорее вынужденной. Капитан очень быстро нашел выход из ситуации с недостатком модернизированных орудий, предложив устанавливать пушки на насыпях, позволяющих увеличить угол возвышения, неудобство заключалось только в том, что на возведение подобной батареи требовалось время и она была прикована к определенной позиции, в то время как переделанные орудия могли свободно маневрировать. В связи с этим было решено для каждой батареи оборудовать по две позиции, основную и запасную.
Судя по планам Кондратенко, который был назначен начальником сухопутной обороны, новым командующим Квантунским укрепленным районом Макаровым, старые позиции удерживать не планировалось. Там находилось до трех рот, которые всячески изображали активность, но сразу после начала артподготовки им было приказано покинуть позиции и отходить к Тафаншинским позициям, где должна была проходить первая линия обороны. В старых же окопах должна была остаться только одна конно-охотничья команда, усиленная двумя десятками этих ручных пулеметов. Им предписывалось нанеся потери противнику, также оставить траншеи и отходить к основным частям. Удерживать было решено именно эту, новую позицию.
Второй линией обороны должна была стать Нангалинская позиция, которая в настоящий момент также спешно возводилась. Господи, как же быстро можно оказывается строить, когда жареный петух… Памятуя о прошедшем бое, солдаты не ленились и отдавались работе целиком. Не сказать, что в этом не сыграло свою роль и обеспечение.
Еще только узнав о новой линии обороны, Фоку оставалось только поскрежетать зубами, разве не это он предлагал Стесселю, но понимания не встретил. Тот всячески настаивал на удержании Циньджоусских позиций, а на взгляд Фока удерживать эту позицию можно было только большой кровью, такую цену в преддверии осады платить было глупо. Вот на новых рубежах, вогнутых во внутрь, что исключало обстрел с трех сторон, получался уже совсем иной расклад. Оставались фланги, которые при превосходстве японцев на море могли обстреливаться флотом противника, но Макаров сумел устранить эту опасность. Правда, сейчас флот опять не в лучшей форме, но если Степан Осипович сумел организовать поддержку в условиях запертого прохода, то сейчас, несмотря на тяжелую ситуацию сумеет организовать это тем паче. Командир четвертой дивизии недолюбливал адмирала, но не признать очевидного не мог.
Все знавшие Фока уже не первый год поражались тем переменам, что произошли с генералом. Это что же, ранение так повлияло на закостенелого консерватора? Но все было просто. В Александре Викторовиче взыграло самолюбие, эта его ахиллесова пята. Именно из-за него он возненавидел Кондратенко, который занимая такую же должность, что и он, пользовался большим уважением даже у старого сослуживца Фока, Стесселя. Сменился командующий, но Роман Исидорович все же умудрился вновь оказаться выше него. Всем и всегда казалось, что Кондратенко не вмешивался в непрекращающиеся интриги и свару, между моряками и армейцами, но на деле он оказался куда как более изворотливым. Всячески стараясь угодить и вашим и нашим, он смог обойти на повороте всех, оставив с носом и бывшего своего благодетеля Стесселя и своего начальника Смирнова, который по-прежнему оставался комендантом крепости, вот только был в подчинении у Макарова, пока Квантун находится в руках русских. Только в случае отступления войск непосредственно к крепости, все полномочия по сухопутной обороне отходили к Смирнову, а Макарову оставался лишь флот. Такое вот решение было принято императором.
Была у Фока мысль, устроить потерю позиций и, как следствие, отступление к крепости. Таким образом он утирал нос и Макарову, отстраняя его от командования и Кондратенко, ставя его на одну ступень с собой, Смирнов – не Стессель, он не станет перепоручать оборону кому-то другому, а сам все возьмет в свои руки. Но по здравому размышлению он пришел к выводу, что лично ему это не принесет никакой выгоды, разве только удовлетворение от приземления воспарившего соперника. Сомнительная выгода. Нужно мыслить иначе. Он о многом передумал, пока был прикован к постели. И пришел к выводу, что встреть сейчас того хунхуза, что влепил ему пулю в плечо, то не только не убил бы его или отдал под суд, но даже пожал бы руку, потому что своим выстрелом он не дал Фоку совершить ошибку. Вовремя. Ничего не скажешь, вовремя. Но насчет пожатой руки, это он пожалуй погорячился.